О православной вере и творческой свободе

Среди православных людей распространено убеждение, что православие должно быть таким, каким утверждают они и какими являются сами они. Я же убеждён, что во вселенском православии есть место многим позициям: и охранительному подходу и творческому. Таковой подход на то и творческий, что отвергается многими устоявшимися мнениями, многие из которых впоследствии осознаются как предрассудки. Архетипическим является феномен Сократа, впервые явившего крестонесение философа и философии – поиск истины во всём, на что направлен взор философа. Его философия не соответствовала здравому смыслу современников, тогдашним нравственным нормам, казалась большинству опасной для общественного установления, за что «по закону» он и был приговорён к смерти. Но только этот подход безмерно расширил горизонты философии, богословия и мировоззрения. В том числе, явлением ученика Сократа – божественного Платона, христианина до Христа (по словам Святых Отцов), чьи категории легли в основу христианского эллинизма.

В современной православной публицистике распространена позиция, отдающая марксисткой пропедевтикой и разнузданным тоном современной публицистики, она мало похожа на традицию подлинно православной – братской полемики. Слишком часты навешивания ярлыков, диагнозы: «годен – не годен», основанные на беглом просмотре либо чтении «по диагонали» критикуемых текстов. Известно, что цитату, вырванную из контекста проблемы, можно трактовать вплоть до противоположного смысла. Даже в современной не газетной, а серьёзной литературе и публицистике цитаты принято давать только как иллюстрацию, подтверждение мысли, поскольку они не самоценны, или цитировать целыми страницами. В православной же публицистике нередка критика, которая сводится к сопоставлению отдельных цитат из ругаемого текста и святоотеческих трудов. Из этого сравнения делается вывод о несовместимости первого со вторым.

Как известно, между чем угодно можно усмотреть «похожесть», если того захотеть. Огромное количество эзотерической литературы эксплуатирует именно этот приём. Современный виртуоз подобного подхода – Фоменко. Ветхий Завет и Танах схожи максимально, но христианство и иудаизм отличаются сущностно. Для меня существует только один путь богопостижения – Православие. У многих русских христианских философов (как и у многих святых отцов) можно найти тезисы, далёкие от соборных уложений. Но это не значит, что их труды следует объявлять «оккультными» и предостерегать от чтения. Сегодня актуален творческий подход, по сути нацеленный на решение проблем, но создающий проблемы для заскорузлого сознания консерваторов и неофитов. Сегодня в среде православной общественности больше споров ведётся о земном («что можно есть в пост»), распространён натуралистически-магический подход («как свечку поставить»), а о духовной сфере, метафизике христианства говорится мало. Актуальна опасность обмирщения православия, его ритуализация. Наличие соборных уложений не означает, что истины, проблемы не надо осознавать. Есть разница между знанием, что дважды два – четыре и пониманием, что означает дважды два – четыре. Я стремлюсь понять. Притом стремлюсь открыто и ни в коем случае не пытаюсь выдать свои поиски и своё понимание за истину в последней инстанции.

Я осознаю, что в моей богословской философской книге «Под сенью Креста» -  два расхождения с определениями Вселенских Соборов: о переселении душ, о всеобщем спасении. Во-первых, эти «нехристианские» представления не исключают того, что в книге рассматриваются многие проблемы вполне в духе общепринятой традиции, многое достаточно актуально. Во-вторых, сами эти проблемы в книге рассматриваются по существу, они достаточно сложны, там есть что прояснить и о чём поспорить, что не табуируется даже анафемой Собора. Например, я анализирую различные традиции рассмотрения проблемы перевоплощения душ и прихожу к выводам:

«Во всех этих тра­ди­ци­ях кон­цеп­ция пе­ре­се­ле­ния душ ока­зы­ва­ет­ся са­мо­дов­лею­щей, она за­хва­ты­ва­ет пред­став­ле­ния о бы­тии в це­лом и дик­ту­ет под­ход к дру­гим про­бле­мам. В ин­ду­из­ме, буд­диз­ме, пи­фа­го­ре­из­ме этот во­прос свя­зан с уче­ни­ем о веч­ном по­вто­ре­нии ми­ро­вой жиз­ни (ко­ле­со бы­тия или веч­ное возвращение). В дан­ном слу­чае от­сут­ст­ву­ет пред­став­ле­ние о фи­наль­ной це­ли бы­тия. Для ин­дуи­ста жизнь яв­ля­ет­ся толь­ко му­кой и стра­да­ни­ем, ко­то­рые не уст­ра­ня­ют­ся и смер­тью, но уве­ко­ве­чи­ва­ют­ся но­вы­ми ро­ж­де­ния­ми. В буд­диз­ме че­ло­ве­че­ская ду­ша как са­мо­дос­та­точ­ное един­ст­во объ­яв­ля­ет­ся ил­лю­зи­ей. Ду­ша – ни что иное, как со­во­куп­ность, пу­чок же­ла­ний, жиз­нен­ных стра­стей и сле­пой по­хо­ти к жиз­ни. Спа­се­ние и за­клю­ча­ет­ся в том, что­бы из­ба­вить­ся от ил­лю­зии един­ст­ва и суб­стан­ци­аль­но­сти ду­ши, рас­пы­лить её в слия­нии с Ат­ма­ном или вы­хо­дом в нир­ва­ну.

По су­ще­ст­ву, раз­ру­ша­ет­ся един­ст­во лич­но­сти, от­ри­ца­ет­ся её сво­бо­да и в тео­со­фии, и в ан­тро­по­со­фии, где че­ло­век пред­став­ля­ет­ся вре­мен­ным со­чле­не­ни­ем раз­но­об­раз­ных кос­ми­че­ских сти­хий. Во всех этих уче­ни­ях от­ри­ца­ет­ся суб­стан­ци­аль­ность ин­ди­ви­ду­аль­ных душ, а так­же выс­шая цен­ность их во­пло­щен­но­го бы­тия. Нет здесь и мес­та Еди­но­му Бо­гу Твор­цу, или же об­раз Его за­мут­нён и ума­лён. Поэтому в хри­сти­ан­ской теологии и во­зоб­ла­да­ло прин­ци­пи­аль­ное от­ри­ца­ние идеи пе­ре­во­пло­ще­ния душ. С точки зрения креа­цио­низ­ма[1] во вре­мя за­ча­тия че­ло­ве­че­ско­го те­ла осо­бым ак­том Бо­же­ст­вен­ной во­ли тво­рит­ся из ни­че­го со­от­вет­ст­вую­щая ему ду­ша. Но та­кой под­ход по су­ще­ст­ву является отказом ре­шать про­бле­му.

Идея пе­ре­во­пло­ще­ния от­ри­ца­лась в хри­сти­ан­ст­ве во имя со­хра­не­ния об­раза Лич­но­го Бо­га Твор­ца, во имя ут­вер­жде­ния суб­стан­ци­аль­но­сти, един­ст­ва, не­по­вто­ри­мо­сти и сво­бо­ды лич­но­сти во­пре­ки рас­ще­п­ляю­ще­му по­то­ку кос­ми­че­ских и ис­то­ри­че­ских сти­хий, во имя ут­вер­жде­ния без­ус­лов­ной цен­но­сти зем­ной жиз­ни, как аре­ны спа­се­ния ду­ши. Эта за­щит­ная ре­ак­ция за­став­ля­ла от­вер­гать са­му про­бле­му пе­ре­во­пло­ще­ния, так как из­вест­ные фор­мы её ре­ше­ния бы­ли свя­за­ны с вра­ж­деб­ны­ми хри­сти­ан­ст­ву пред­став­ле­ния­ми… Всякое ми­ро­воз­зре­ние на ран­них эта­пах стре­мит­ся ук­ре­пить свои ос­но­вы, ос­те­ре­га­ясь все­го, что гро­зит их раз­мыть… Ис­то­ри­че­ски та­кой под­ход был оп­рав­дан, но здесь хри­сти­ан­ская мысль не из­бе­жа­ла край­но­стей и оши­бок.

    Та­ким об­ра­зом, все из­вест­ные по­пыт­ки ре­ше­ния этой про­бле­мы сво­ди­лись к двум край­но­стям: ли­бо ут­вер­жда­лась все­общ­ность и не­от­вра­ти­мость пе­ре­во­пло­ще­ния, ли­бо воз­мож­ность перевоплощения полностью от­ри­ца­лась. Но эта ак­ту­аль­ная про­бле­ма тре­бу­ет це­ло­ст­но­го рас­смот­ре­ния, ко­то­рое воз­мож­но толь­ко в хри­сти­ан­ском ми­ро­воз­зре­нии…

     Хри­сти­ан­ское бла­го­вес­тие в прин­ци­пе не от­ри­ца­ет воз­мож­но­сти та­ких форм су­ще­ст­во­ва­ния ду­ши, ко­то­рые не ума­ля­ют её суб­стан­ци­аль­но­сти и не­по­вто­ри­мо­сти, не раз­ру­ша­ют свя­зи с Еди­ным Бо­гом Твор­цом, не от­ри­ца­ют цен­но­сти зем­ной жиз­ни. Дух Еван­ге­лия не­со­вмес­тим с не­из­беж­но­стью пе­ре­во­пло­ще­ний, и кар­ма[2], как не­пре­одо­ли­мый рок, не­со­вмес­ти­ма с ис­ку­п­ле­ни­ем – ос­во­бо­ж­де­ни­ем от гре­ха и зла. Но еван­гель­ская ис­ти­на не ис­клю­ча­ет воз­мож­но­сти не­од­но­крат­ных по­пы­ток во­пло­ще­ния. Судь­ба ду­ши в ка­ж­дом во­пло­ще­нии оп­ре­де­ля­ет­ся не ро­ко­вым ито­гом пред­ше­ст­вую­щих жиз­ней, а ми­лую­щей бла­го­да­тью Бо­жи­ей и са­мо­твор­че­ст­вом лич­но­сти.

    С этой по­зи­ции не­воз­мо­жен ме­тем­пси­хоз, то есть пе­ре­се­ле­ние душ из од­но­го те­ла в дру­гие и че­ре­до­ва­ние раз­лич­ных душ в од­ном те­ле. Но до­пус­ти­мы пе­ре­во­пло­ще­ния, как ме­та­мор­фо­зы души, стран­ст­вую­щей в ми­ро­вой ма­те­рии. Ду­ша, со­хра­няя своё то­ж­де­ст­во, мо­жет ме­нять свой те­лес­ный об­лик, ко­то­рый от­ра­жа­ет сте­пень и ха­рак­тер по­гру­же­ния её в материю мира. Плоть «про­те­ка­ет» че­рез че­ло­ве­че­ское су­ще­ст­во и в те­че­ние од­ной жиз­ни. Суб­стан­ци­аль­ный об­лик лич­но­сти, еди­ный для всех воз­рас­тов че­ло­ве­ка, оп­ре­де­ля­ет фор­му его те­ла. Са­мо во­пло­ще­ние сущ­но­ст­но не свя­за­но с кон­крет­ной пло­тью в пре­де­лах од­ной жиз­ни, что не ис­клю­ча­ет со сто­ро­ны пло­ти но­вых во­пло­ще­ний ду­ши» (Под сенью Креста).

   Задача философа ставить вопросы и анализировать смыслы, а соборный церковный разум со временем отсеет зерна от плевел. Для того и нужна совместная философская и богословская работа по анализу актуализированных вопросов. Но вместо рассмотрения проблем и смыслов по существу, вместо интеллектуально корректной полемики нередко преобладает навешивание ярлыков.

Я не оспариваю догматы, но пытаюсь осмыслить их, в их свете рассмотреть проблемы бытия и жизни человека. В своей книге я предлагаю учение о человеке и космосе, основанное на основных христианских истинах: Божественной Триипостасности, явлении Богочеловека, жизненном пути и учении Спасителя, крестонесении, крестной смерти, воскресении и вознесении Иисуса Христа в полноте преображенной плоти. При этом во имя истины приходится посягать на очень авторитетные предрассудки, о чём можно было бы дискуссировать. Что, например, оппонент может ответить на такую постановку проблемы: «Противоречия традиционного толкования книги «Бытия»», в котором много нехристианского в христианстве, ибо устоявшееся веками толкование во многом не соответствует тому, что явлено в христианском Благовестии? Почему смысл текстов Старого Завета (канонический для иудаизма) полностью переосмыслен в христианской традиции в соответствии с Благовестием Спасителя, – за исключением первых трёх глав книги «Бытия». О чём говорит тот факт, что статьи «Грехопадение» в православной энциклопедии и еврейской энциклопедии оказались практически тождественными? Как минимум, это проблема для христианского сознания.

    Охранительный подход необходим, пока он не приводит к начётническому застою, который разоружает христианское сознание не только перед лицом современных вызовов (от чего можно отмахнуться, сославшись на неактуальность их для спасения души), но и перед долгом отстаивать вечную истину. Цитатами из соборных документов не объяснишь множество проблем – не только современных, но и вековых богословско-философских. Безусловно, определения Вселенских Соборов являются высшим авторитетом из всего содеянного человеком в богопознании, но всё же – не самим Благовестием. Непревзойдённых высот святоотеческая мысль достигла в троическом богословии, в христологии и в эклезиологии, но в антропологической и космологической тематике ещё много недосказанного, что веками было и остаётся задачей для христианского сознания. Церковное Предание, в том числе и богословское, в отличие от Священного Писания, подлежит не только толкованию, оно открыто переосмыслению некоторых проблем самим фактом представленности в нём более человеческого аспекта, в отличие от Самого Благовестия, в котором явлена полнота Божественного, доступная природе человека. Если в Священном Писании неизменны сами тексты, глубину которых человечеству предстоит постигать во все времена, то в Церковном Предании незыблемыми являются основополагающие истины, некоторые из которых зафиксированы только пунктирно, и потому их ещё предстоит прояснить и понять христианской мысли. Поэтому христианское богословствование и философствование есть не незыблемая норма, а задача и долг христианской мысли. 

     Предание не мертво, а живёт и развивается – как, например, в ярчайшей вспышке паламизма. При том что в богочеловеческом пути соборного христианского познания человеческий аспект вполне человечен: некоторые соборные определения достаточно произвольны и нередко конъюнктурны, ибо навязывались императорской волей или отражали не только вечную истину, но и неизбежные страсти в борьбе за неё. Не случайно некоторые тексты соборов замалчиваются, ибо не могут служить должным авторитетом. В некотором из привычно сакрального достаточно много исторического, а не вечного. И это – нормально, в том смысле, что является нормой земного, а не небесного существования и познания. Посему – есть о чём поразмыслить. Даже в христианском Символе Веры, из-за небольших разночтений которого раскололись Западная и Восточная Церкви, можно обнаружить не только раз и навсегда зафиксированную вечную истину, но и следы исторических коллизий. Судя по всему, в результате полной сосредоточенности христианской мысли на основной проблеме предникейской полемики – христологической – в Символ Веры не вошло положение о Божественной Троице, что компенсируется в православной богослужении сугубым исповеданием Св. Троицы перед соборным песнопением Символа Веры. Но это нисколько не умаляет сакральной значимости Символа Веры, а таубирование попыток осмысления основополагающих текстов Священного Предания не имеет к христианству никакого отношения. 

     На мой взгляд, является дерзостью считать, что православный человек окончательно постиг основы природы и человека. Нам ещё многое предстоит узнать, и множество новых фактов и истин предстоит объяснить с позиций христианского мировоззрения. В средние века церковные авторитеты проклинали и анафеманствовали (даже сжигали) врачевателей, впервые препарирующих человеческие тела. Только с течением долгого времени общеизвестным стал тот факт, что никакого оккультизма в тех деяниях не было, а были попытки расширить знание натуралистического мира, приведшие к выдающимся успехам. Не в духовной, а в материальной сфере – но телесное здоровье тоже благо. Попытки познать неведомое и объяснить непонятое не являются сами по себе злом. В них есть, конечно же, и заблуждения и ошибки (а где и когда без них), но есть и истины, которые могут сложиться в целостную истину только в переплавке и выжигании лишнего соборным церковным разумом. Я и претендую только на частное богословское и философское мнение, которое подлежит и оппонированию. Но вряд ли плодотворно во всех отношениях (и духовных, и нравственных, и познавательных) демонизировать всякую попытку расширить наше знание, в том числе выходом в ранее запрещённые сферы.

---

[1] Креационизм (от лат. creare – создавать, учение о сотворении) – в патристике и схоластике – точка зрения, согласно которой в результате зачатия возникает только тело, душа же создается Богом из ничего в момент зачатия и соединяется с телом.

[2] Кар­ма (санскр.) – труд, сум­ма до­б­рых и злых дея­ний жиз­ни, ко­то­рая ав­то­ма­ти­че­ски и за­ко­но­мер­но создаёт пред­по­сыл­ки для но­во­го су­ще­ст­во­ва­ния.